Книга -

Итак, мы можем без колебаний поддержать принцип Вебера: историк никогда не произносит ценностных суждений от своего имени. Желая противопоставить Веберу его же собственные высказывания, Стросс пишет приблизительно следующее: «Вебера возмущали филистеры, не видевшие разницы между Гретхен и девушкой легкого поведения, те, кого не трогает благородство души первой и его отсутствие у последней; то есть, он высказывал ценностные суждения, хотя выступал против этого». Я возражаю: он высказал в данном случае фактическое суждение; ценностным суждением было бы высказывание о свободной любви: хорошо это или плохо. Фактическая разница между возлюбленной Фауста и девушкой легкого поведения проявлялась во всех нюансах ее поведения; эти нюансы могут быть сколь угодно тонкими и ускользать от филистеров (и напротив, как мы помним, у Сванна невольно промелькнула мысль о том, что Одетт была, скорее, кокотка, нежели женщина легкого поведения), но они должны быть различимы, они должны в чем-то сказываться, иначе их не будет вовсе, а в таком случае не будет и фактов для вынесения ценностного суждения.

4. Заканчиваются ли на этом наши мучения? Может ли историк вообще обойтись без суждений о ценностных суждениях? В таком случае, говорит JIeo Стросс, он будет вынужден «безропотно следовать официальным интерпретациям тех людей, которых он изучает. Ему нельзя говорить о морали, религии, искусстве, цивилизации, когда он будет интерпретировать идеи народов или племен, которым не известны эти понятия. Ему также придется автоматически считать моралью, искусством, религией, знанием, государством все, что претендует на это звание. При таком ограничении мы рискуем стать жертвами любого самозванства изучаемых нами людей. Рассматривая данный феномен, социолог не может ограничиться его интерпретацией, принятой в той группе, где он имеет место. Нельзя заставить социолога принять узаконенные условности, которые соответствующая группа не решается считать просто условностями; напротив, он должен видеть разницу между представлением группы о власти, ею управляющей, и подлинным характером данной власти»⁸⁶. Мы видим, какое множество проблем затрагивают эти несколько строк; как нам представляется, это проблемы, по крайней мере, двух видов⁸⁷; во-первых, наряду с собственно историей существует история аксиологическая, где сначала решают, какие вещи действительно заслуживают названия морали, искусства или познания, а потом уже создают историю этих вещей; другого вида проблем мы уже отчасти коснулись, сказав, что не нужно верить на слово тем, кто дает интерпретацию своего собственного общества, что история цивилизации не может быть написана с точки зрения истории ее ценностей, что ценности - это тоже события, а не дубликат социального организма в нашем сознании; ведь о социальном организме и историческом сознании можно сказать то же, что писал Декарт об индивидуальном сознании: чтобы узнать подлинное мнение людей, нужно обратить внимание на их поступки, а не на их слова, поскольку они сами не знают своего мнения, ибо действие мысли, благодаря которой мы полагаем нечто, отличается от действия мысли, благодаря которой мы знаем, что мы это полагаем. Одним словом, в истории сознание не является основой действия и не всегда оказывается тем следом, который позволяетточно воспроизвести данную историческую форму поведения в ее совокупности; сейчас мы поговорим о некоторых аспектах этой проблемы источниковедения и казуистики.