Книга -

В полном противоречии с этим находятся высказывания Августина о положительной роли «земного государства» в той мере, в какой оно осуществляет «правосудие» и поддерживает общественное спокойствие, необходимое и для небесного града в период его «земного странствования», т. е. в той мере, в какой оно защищает богатых от бедных и угнетенных. По своим социальным взглядам консерватор и даже более того — реакционер, Августин в высшей степени враждебно относится к любым формам протеста против существующего строя: к борьбе плебейских масс за гракханские реформы, к союзническим войнам в Римской республике I в. до н. э., к освободительным войнам против римского гнета, к выступлениям бедных против богатых, в особенности же к восстаниям рабов. Для него рабство, как и другие формы гнета, — естественный результат грехопадения первого человека и кара божья за грехи последующих поколений. По его убеждению, все это окончится лишь с концом земного бытия, а до того времени нужно повиноваться господам и властям предержащим, ибо земные владыки также избраны и назначены самим богом. Если в падении Рима Августин видит кару за угнетение и насилие над покоренными народами и подчеркивает, что в Римском государстве никогда не было полной справедливости (XIX, 21), то, с другой стороны, он восторгается примерами доблести, самопожертвования и патриотизма древних римлян, которые «ставили благо своего отечества выше собственного блага и были обуреваемы лишь одним пороком — честолюбием», преодолевая тем самым все другие пороки — жадность и проч. «Пусть же граждане сего вечного града, — пишет в связи с этим Августин, — пока он еще странствует, усердно и с ясным взглядом глядят на эти примеры и узнают, какую любовь надлежит иметь к небесному отечеству ради вечной жизни, если земному отечеству так много любви отдано его гражданами ради славы перед людьми» (V, 16). Но боясь быть уличенным в противоречии, он готов признать, что «и Римское ,государство также создано истинным богом, от которого исходит все могущество и провидением которого управляется все на свете» (V, 21). И он не скрывает своей надежды, что могущество Рима может еще возродиться, как это бывало в прежние времена, «ибо кто знает, какова на этот счет воля божья» (IV, 7).