Книга -

Причина разрыва между историей и наукой - в том, что история в принципе рассматривает все случившееся как достойное ее внимания: она не имеет права выбирать, ограничиваться научно объяснимым. В результате наука по сравнению с историей бедна и страшно повторяется. Какую бы экономику, какое бы общество мы ни описывали, общая теория государства как точки пересечения и экономики как рыночного равновесия будет справедлива; для того чтобы уравнения Вальраса стали реальностью, земля должна превратиться в Эдем, где материальные блага не являлись бы редкостью, или в полу-Эдем, где все они были бы взаимозаменяемы. Для чего могла бы пригодиться будущая математика политической власти специалисту по истории Римской империи? Не для объяснения того, что императору подчинялись по тем же причинам, что и любому другому правлению. Эта теория скорее принесла бы ему пользу негативного плана: она помогла бы ему не уступать редукционизму и ложным теориям, не слишком увлекаться харизмой; в общем, она принесла бы ему ту же пользу, что и культура; заключим, вместе с JI. фон Мизесом (vonMises), что, «когда история пускает в ход какие-то научные знания, историку необходимо приобрести знания среднего уровня (a moderate degree ofknowledge) в данной науке, уровня, не превышающего того, каким, как правило, обладает любой образованный человек» .

К тому же, наука может быть такой абстрактной, что не знаешь, как с ней быть. Теория стратегических игр сегодня является столь же впечатляющей, сколь бесполезной, как исчисление вероятности во времена Паскаля, и вся проблема- в том, чтобы ее удалось к чему-нибудь применить. Стоит только взглянуть на осторожность авторов, искушаемых желанием ее использовать, на то, как они едва прикасаются к ней кончиками пальцев '. Действительно, тут так легко обжечься; вот знаменитая «дилемма двух заключенных»: оба подозреваемых знают, что если они будут молчать, то отделаются легким наказанием, но если один из них даст показания, то его отпустят, тогда как его товарищ будет приговорен к суровому наказанию за то, что не признался первым . Здесь есть чем увлечь любого, у кого имеется малейшее социологическое воображение: так вот почему социальная жизнь основана на диалектике «всех» и «каждого»⁴³; всем хочется, чтобы правительство добилось успеха, но никто не хочет платить налог, не будучи уверен, что и остальные станут платить. Так вот зачем нужны власть, порядок, вот объяснение солидарности, осторожности homo historicus; вот окончательное опровержение анархизма и вот почему не происходят революции; более того, из этой неразрешимой дилеммы сделают вывод о необходимости безусловного правила: «делай, что должен, и пусть будет, что будет», - и тем самым дадут обоснование кантовской морали... Ну просто чудо, это уже чересчур, это не более чем аллегория; самая простая монография с верифицируемыми выводами из этой дилеммы принесет нам гораздо больше пользы. Увы, человек - существо такое зыбкое и изменчивое, что гуманитарные науки могут быть только очень абстрактными, поскольку им еще очень далеко до открытия инварианта.