Get Adobe Flash player


postheadericon Поль Вен. КАК ПИШУТ ИСТОРИЮ. Страница 265

Почему история тянется к науке

Но является ли она надеждой для историка? Чего он может ждать от гуманитарных наук? Ему хотелось бы получить от них многое, поскольку он живет в тягостном состоянии, вызванном отсутствием теории, и сегодня в витринах книжных магазинов мы наблюдаем множество отчаянных попыток избавиться от этой неловкости; это принято называть «модой» в гуманитарных науках. Малейшая строчка рассказа (угнетенные восстали, угнетенные смирились со своим уделом) требует двойного обоснования: человеческая природа включает в себя возможность того, что называется «угнетением», которое приводит или не приводит (и у этой разницы непременно есть свое «почему») к восстанию; нельзя бесконечно ограничиваться констатацией того, что угнетение, как любит говорить Вебер, «благоприятствует» восстанию. У историков — от Фуки- дида, испытывавшего тягу к ионийской физике и медицине, до Марка Блока, кружившего сначала вблизи Дюркгейма, - заметна неудовлетворенность теоретической стороной, хотя и постоянно подавляемая. «Здесь проходил Иоанн Безземельный» — вот фраза как нельзя более историческая; он здесь больше не появится — это ясно; но как не задать вопрос, зачем он здесь проходил? Все: от психоанализа Иоанна Безземельного до социологии паломничества, не забывая о торговых путях и феноменологии временного измерения у английской знати, - все будет испробовано для ответа на это «зачем». Так, в конечном счете, мы узнаем о путешествии Иоанна Безземельного ровно столько же, сколько о путешествии кого-нибудь из наших соседей или о нашем собственном путешествии; этого достаточно для существования, значит, этого хватит для того, чтобы написать историю. В конце концов, историк сочтет вполне достаточным сам факт того, что Иоанн прошел здесь, и, прежде всего, он установит этот факт, но подавляя сожаление о том, что не удалось достичь большего. И все же он с этим смиряется, поскольку он быстро замечает, что, пока он рассказывает свою историю во всей простоте и не требует от своего пера больше, чем требует романист, то есть чтобы оно позволяло понять, все получается хорошо; и напротив, как только он пытается достичь большего, определить в итоге принципы своих объяснений, обобщить, углубить, - получается плохо: все течет меж пальцев, превращается в суесловие и неправду. Однако сожаление не проходит, поскольку потребность в определенности не менее сурова, чем разум; так что он всегда готов надеяться на что угодно: на структурализм, функционализм, марксизм, психоанализ, социологию, феноменологию.