Книга -

1. «Историк не должен судить». Конечно, история, по определению, заключается в том, чтобы рассказать о происшедшем и не судить (совершенно бескорыстно), хорошо это было или плохо. «Афиняне сделали то- то, а пелопоннессцы — то-то»: добавить, что они поступили плохо, — это значит ничего не добавить и выйти за рамки сюжета. Это настолько очевидно, что, если в книге по истории нам встретится развернутая похвала или осуждение, то мы их пропустим; точнее говоря, это настолько несущественно, что иногда избегание таких пассажей или разговоров о жестокости ацтеков или нацистов выглядит искусственным; в общем, все это — просто вопрос стиля. Так что если, занимаясь военной историей, мы изучаем маневры какого-то генерала и замечаем, что он делал глупость за глупостью, мы можем в равной мере либо говорить об этом с бесстрастной объективностью, либо произнести более человечное слово «глупость» .

Поскольку история занимается тем, что было, а не тем, что должно было быть, она остается совершенно безразличной к ужасной и вечной проблеме ценностных суждений, то есть к старому вопросу о том, является ли добродетель знанием и может ли существовать наука о целях: можно ли говорить о какой-то цели, не исходя из последующей цели? Не основана ли, в конечном счете, любая цель на чистой воле, не обязательно внутренне последовательной и направленной на продление своего существования? (Мы не можем спорить о конечных целях, как и о вкусах, и о цветах, не потому, что конечные цели являются целями и ценностями, а потому что они конечные ; они привлекают или не привлекают - вот и все.) Оставаясь безразличной к этой проблеме, история безразлична и к еще более тонкой проблеме «судебного» применения все тех же ценностных суждений. Ведь если поступок плох сам по себе, то этого еще недостаточно для того, чтобы считать злодеем совершившего его человека. Был ли святой Людовик на самом деле таким святым, каким его изображают? Чтобы ответить на это, не достаточно доказать, что инквизиция была плохой (или считать ее плохой без доказательств); недостаточно установить и то, что de facto Людовик IX был основателем инквизиции: нужно еще решить, в какой мере обвиняемый Людовик IX может считаться ответственным за свои дела, а нет ничего сложнее, чем определить меру ответственности. Является ли смягчающим вину обстоятельством, и в какой степени, тот факт, что большинство современников короля, особенно его наставники, одобряли сожжение еретиков? А если в ту эпоху все это одобряли, то что же, в конечном счете, остается от ответственности короля? Вопрос не легкий и не бесполезный, это вопрос нашей историчности и нашей конечности; но он не интересует историка, который довольствуется сообщением суду фактов (нравственное воспитание святого Людовика, нравственные идеи его времени), и не судит ни о степени виновности короля, ни о том, хороша или плоха инквизиция.