Книга -

2. «Пережить» ощущения другого, пережить прошлое? Это всего лишь слово (работая над книгой по истории Древнего Рима, мне хотелось хотя

бы на миг сменить свои идеи и заботы преподавателя латыни на идеи и заботы римского вольноотпущенника, но я не знал, как это сделать), вернее, это иллюзорное, обманчивое знание. Пережить ощущения карфагенянина, приносящего в жертву богам своего первенца? Это жертвоприношение обусловлено примерами, которые наш карфагенянин видел вокруг себя, и общей набожностью, достаточно сильной для того, чтобы не отступить перед этим ужасом; пунийцы были подготовлены своей средой для жертвоприношения первенцев, как мы подготовлены для сбрасывания на людей атомных бомб. Если, пытаясь понять карфагенянина, мы попробуем представить себе, какие побуждения могли бы заставить нас, живущих в нашей цивилизации, повести себя, как он, то мы будем ' думать о сильных ощущениях там, где для карфагенянина не было ничего, кроме рутины; это одна из наиболее распространенных иллюзий определенной разновидности истории религий, где не замечают, что любое поведение проявляется на фоне нормальности, повседневности соответствующей эпохи. Мы не можем пережить умонастроение карфагенянина, поскольку лишь ничтожная часть сознания проявляется в поступках, да и вообще тут нечего переживать: если бы мы могли проникнуть в его сознание, то мы обнаружили бы там только сильное и однообразное чувство священного страха, тихий, тошнотворный ужас, неощутимо сопровождающий машинальную идею, которая присутствует на заднем плане почти всех наших поступков: «все так делают» или «что тут поделаешь?»

Мы знаем, что у людей есть цели...

3. Наше знание о другом опосредованно, мы выводим его из поведения и различных проявлений наших ближних, исходя из нашего опыта, относящегося к нам самим и к обществу, в котором мы живем. Но это еще не вся истина: надо добавить, что человек не является для человека таким же объектом, как прочие. Люди, как животные одного вида, видят друг в друге себе подобных; каждый знает, что его ближний внутренне - существо, подобное ему самому. И прежде всего он знает, что у его ближнего, как и у него самого, есть намерения и цели; поэтому он может рассматривать поведение своего ближнего как свое собственное, ак говорит Марру, человек узнает себя во всем человеческом, он знает a priori, что формы поведения прошлого расположены на том же уровне, что и его собственные, даже если он не знает, что собственно означает данное поведение"; и во всяком случае он изначально знает, что это поведение имело определенный смысл. Поэтому мы и склонны к антропоморфизации природы, а не к противоположному действию. Именно о таком понимании как идеале исторической науки говорил Марк Блок в тексте, который внушает историкам страх по поводу их спасения, подобно тому, как одна фраза св. Павла внушала страх Лютеру: «За зримыми очертаниями пейзажа, орудий и машин, за самыми, казалось бы, сухими документами и за институтами, казалось бы, совершенно оторванными от тех, кто их учредил, историк хочет увидеть людей. Кто этого не усвоил, тот может стать, как максимум, чернорабочим источниковедения. Настоящий же историк похож на людоеда из сказки. Он знает, что там, где он чует человечину, его ждет добыча» .