Книга -

Критика идеи ментальности

Наблюдая все разнообразие этого клинического материала, который нередко кажется посягательством на святая святых сознания, мы испытываем замешательство и тягостное чувство; как вернуть человеку его собственный разум и самостоятельность? Выдвинув дуалистический принцип: все, что люди делают, находит соответствие в их сознании; полк хорошо сражается потому, что в его душе живет патриотизм; все, что создается обществом, соответствует его ценностям: разнообразие созвучий последнего слова возникает благодаря путанице, которой оно пользуется. Под ценностью принято понимать как овеществленную абстракцию (патриотизм войска), так и ценности, преподаваемые на практике положительной нравственностью; объяснять цивилизацию через ее ценности - значит овеществлять абстракцию, отождествлять этот вымысел с положительными ценностями и, в конечном счете, применять все это в абсолютном виде кданной цивилизации: вот это общество является буржуазным, а вот то - аристократическим.

Мы имеем дело с конвенциональной психологией (стократно осужденной), которая заключается в овеществлении психических феноменов. Нужно ли еще раз напоминать о том, что в голове у нас ничего нет, и что ментальность - это всего лишь другое название поведения? У нас в голове нет посылок, которые бы мотивировали наши поступки, а когда мы все же пытаемся их сформулировать, то делаем это без особого успеха. Не имея никаких преимуществ перед другими в понимании наших собственных мыслей, мы становимся историками самих себя со всем риском, присущим этому ремеслу. Что поддерживало участников битвы при Вердене? Патриотизм? Страх перед военным трибуналом? Солидарность с товарищами? Если бы оставшиеся в живых дали достоверные ответы на эти вопросы, мы бы, наверное, смогли сказать, что именно: нравственное чувство, недостаточная воля к убийству или страх перед жандармом, - не дает нам убить соседа, чей телевизор нам мешает. Патриотизм войск в 1916 г. есть несомненная реальность, и именно этим объясняется то, что французы удержали фронт: это становится ясно, если взять для сравнения армию 1940 г., утратившую боевой дух, о чем было известно и командованию; но в сознании действующих лиц патриотизм не присутствовал в виде ценностей, которые они могли бы выразить словами (когда они пытаются их выразить, как, например, Аполлинер, это звучит фальшиво, не потому что оно неискренне, а потому что это миф психологизации). В головах воевавших при Вердене мы нашли бы только страх перед следующей атакой и мысль о том, что вечером опять не доставят горячей пищи; ведь мы не говорим сами себе: «я буду воевать из патриотизма», как говорим: «я заведу будильник, чтобы встать завтра пораньше».