Книга -

Вторая условность - единства места и времени - связывает историю с континуумом и превращает ее прежде всего в биографию национальной индивидуальности: большая часть того, что сегодня пишется, скроена в той или иной степени из национальной истории; история, уклонившаяся от условности континуума, называется компаративной. История находится в той ситуации, в какой оказалась бы география, если бы она ограничилась почти исключительно региональной географией, а общая география была бы на положении бедной родственницы или считалась бы самой передовой методикой. То же касается истории литературы, где еще господствует точка зрения национальных литератур, так что когда история литературы уклоняется от этой традиции, не замечает границ и достигает своей полноты, то она производит впечатление самостоятельной дисциплины, которую называют компаративным литературоведением. Однако и компаративная история, и компаративное литературоведение - не что иное, как история, история литературы в самом обычном смысле слова, точнее, они дополняют традиционные истории, оказавшиеся искалеченными. Это не новые дисциплины, которые должны заменить традиционные истории; они добавляются к ним, чтобы создать действительно полную историю, историю, которая наконец вырвалась из континуума, обрела полную свободу в выборе интриги, и для которой

¹ J. Robinson. Philosophie economique, trad. Stora. N.R.F., 1967 p. 199.

единство места и времени, история века и народа - всего лишь одна из Возможных конфигураций . Как мы видели выше, главное для истории - не время, а специфика; соблюдение единств, привязанность к простран- ственно-временной неповторимости - это последние пережитки истории как хранилища национальных и династических воспоминаний. Подобно тому как проблема угнетенных меньшинств на самом деле является проблемой угнетающего большинства, так и компаративная история (ее еще называют общей) и компаративное литературоведение не являются маргинальными дисциплинами; напротив, именно национальную конфигурацию истории не следует принимать за всю полноту истории. Если география с XVII века стала полной дисциплиной и признала всю законность общей географии, то произошло это, возможно, потому, что, в отличие от истории, которая представляется прежде всего национальной, география, по вполне понятным причинам, является прежде всего географией других народов, «историей путешествий». Остальное обеспечил гений Варениуса .