Книга -

В некоторых из этих моделей - но только в некоторых - можно усмотреть античный эквивалент социального обеспечения и благотворительности . В этой интриге выделяются бесплатный хлеб, раздача земель и основание поселений, публичные празднества (где бедные получали возможность поесть мяса и сладостей), пенсии, выдаваемые «клиентам» в богатых домах, филантропический долг, отвечающий морали стоиков, вернее, народной морали. Конечно, слова «бедные» и «благотворительность» чужды языческому лексикону: это еврейские и христианские понятия; язычники заявляли, что действуют из щедрости и патриотизма, а социальная помощь, как считалось, была предназначена для всех граждан: право на государственную пшеницу имел римский народ, а в поселения направлялись «граждане». Но не будем заблуждаться по поводу этих представлений: на самом деле, только бедные граждане получали пшеницу и зерно; однако лексика по-прежнему растворяла экономическую категорию бедных в гражданской универсальности закона. Универсализм не мешал бедным получать помощь; точнее, некоторым бедным, тем, кто мог считаться римскими гражданами, а остальные были обречены на нищету и частную филантропию. Таким образом, раздача пшеницы — не совсем то, чем ее представляли античные ценности, и не эквивалент современного социального обеспечения; она является своеобразным событием. Было бы неверно полагать, что социальное обеспечение есть функция, которая обнаруживается за обманчивыми формулировками в неизменном виде на протяжении всей истории; ценности - не зеркало поведенческих моделей, а последние не выстраиваются в соответствии с функциями.

Возможны и иные интриги, которые не накладываются на интригу социального обеспечения и выводят на сцену иные поведенческие модели и иные мотивы. Например, эвергетизм (evergetisme): это понятие, придуманное Mappy в 1948 г., обозначает позицию правящего класса, состоящего из знатных землевладельцев, которые живут в городе и для которых участие в управлении полисом является правом и обязанностью государственного значения; поэтому они считают своей задачей вести дела даже за счет личных средств и завоевывать популярность своей щедростью; при необходимости народ мог напомнить им об их долге благодаря шаривари. Монументы, амфитеатры, публичные банкеты, зрелища в цирках и на аренах... Сюжетом интриги становится механизм, который сде- пал языческий правящий класс узником его собственных привилегий. ^Аог класс считал своим долгом разориться ради города, поскольку «положение обязывает». Что составляет третью интригу - щедрость аристократов; знать выдает пенсии клиентам, вносит друзей и челядь в завещание, сооружает амфитеатр, покровительствует искусствам и литературе; приняв христианство, она творит милостыню, освобождает рабов, украшает базилики, совершает многочисленные благочестивые и благотворительные дела... На этом событийном поле возможны и иные маршруты: экономическая рациональность в античную эпоху, использование «излишков», «коллективное имущество» (как античные общества получали материальные блага, которые вряд ли даст эгоистичный homo oeconomicus и которых современные общества ждут, главным образом, от государства?) . Все эти интриги, каждая из которых объективна, не относятся к одним и тем же поведенческим моделям, представлениям и действующим лицам. Мы могли бы распределить все эти поведенческие модели, связанные с дарами, и по-другому, раздробить их, как это делается обычно, между публичным правом, идеологией и обычаями и, кроме того, умолчать о немалой их части, как чересчур анекдотичной.