Книга -

Конечно, понятно, что придает историческим теориям Ростовцева или теории Жореса о Французской революции свойственный им авторитет: они подразумевают типологию, в которой есть нечто возвышенное; благодаря им история становится ясной и таинственной, как драма, где действуют могучие силы, знакомые, но при этом невидимые, и всегда под одним и тем же названием: Город, Буржуазия; читатель окунается в атмосферу аллегории, если, вслед за Музилем, понимать под аллегорией такое умонастроение, при котором все выглядит более значимым, чем оно того действительно заслуживает. Эта склонность к драматизму может вызвать только симпатию: драматическая поэзия, говорит Аристотель, более философична и серьезна, чем история, поскольку она связана с общими положениями; поэтому история, стремясь к глубине, всегда пыталась освободиться от присущей ей банальности, непредсказуемости и анекдотичности, чтобы обрести серьезность и величественность, составляющие всю прелесть трагедии. Теперь остается выяснить, может ли типология быть чем-то полезна для истории: зачем тому, кто хочет понять интригу в Хоэфорах (вторая часть Opecmeu - прим, перев.), знать,

что она такая же, как в Электре, и что монархия Лагидов напоминает просвещенный деспотизм Фридриха II? По всей видимости, типология может иметь большое эвристическое значение, но непонятно, что она может прибавить к историческому объяснению. Возможно, она могла бы стать самостоятельной дисциплиной, отдельно от истории? Сомнительно, но не стоит отнимать у людей надежду.

Типическое в истории

Всегда приятно найти в описании Китая эпохи Сун строки о патернализме в личных отношениях или о коллегиях ремесленников, которые вы можете прямо перенести в изображение древнеримской цивилизации: ваш текст по римской истории уже готов, а главное - историк-китаист подаст вам идеи, до которых вы сами никогда не дошли бы, и поможет вам заметить существенные различия; более того: наличие одних и тех же фактов, отделенных друг от друга веками и тысячами лье, как будто бы исключает любую случайность и подтверждает, что ваша интерпретация древнеримских реалий истинна, поскольку соответствует таинственной логике вещей. Много ли типического встречается в истории? Существуют такие науки, как медицина или ботаника, которые описывают тип на нескольких страницах: такое-то растение, такая-то болезнь; им повезло в том отношении, что два цветка мака и даже два случая ветряной оспы гораздо больше похожи друг на друга, чем две войны и даже чем два просвещенных абсолютизма. Но если бы история тоже поддавалась ти- пологизации, то это было бы уже давно известно. Безусловно, есть повторяющиеся схемы, поскольку комбинации возможных решений любой проблемы не бесконечны, поскольку человек - животное подражающее, поскольку поступки тоже имеют свою таинственную логику (как это заметно в экономике); прямые налоги, наследственная монархия - это знакомые типы; произошла не одна забастовка, их было много, и явление пророчества у евреев включает в себя четырех великих пророков, двенадцать малых и множество неизвестных. Однако не все типично, события не размножаются по видовому признаку, как растения, и типология могла бы быть полной, только если бы ее критерии были поверхностными и если бы она сводилась к перечню исторической лексики («война: вооруженный конфликт между державами») - иначе говоря, к понятиям, - или если бы она пошла на инфляцию понятий: стоит только начать, и