Поль Вен. КАК ПИШУТ ИСТОРИЮ. Страница 125Конечно, эта идея двух религиозных структур имеет только дидактический смысл; переход от одной структуры к другой не произошел по мановению волшебной палочки, он объясняется самой своей прогрессивностью; вернее, это просто слово, передающее прогрессивное изменение. Начиная с Ригведы и Гомера, мы отмечаем существование личной веры в тени коллективной религии, а официальная религия доживет до самого конца античности; как сказал бы Соссюр, «здесь отсутствует намерение перейти от одной системы отношений к другой; перемена касается не упорядоченного целого, а только отдельных элементов его» . Однако сильно искушение злоупотребить дидактической абстракцией и рассуждать следующим образом: «Уже для того чтобы восточные божества или старая языческая религия могли восприниматься как вопрос личной веры, необходима была смена структур; не вторжение восточных религий перевернуло систему, а сам этот переворот сделал возможным вторжение». Остается только найти объяснение перевороту; но как раз этого избегают, и выходит, что перемены случаются из-за какого-то трагического каприза истории. Дело происходит следующим образом. Предположим, я хочу сказать, что в XVI в. уличные часы были редкостью и шли неточно, и, следовательно, люди приспосабливались к известной приблизительности в распорядке времени; чтобы изобразить это явление более живо, я его маски - рую и пишу, что для людей XVI в. время было приблизительным, неподвижным. Мне останется только указать, что не низкое качество часов позволяет нам понять, как они воспринимали время, а, напротив, их восприятие времени как приблизительного мешало им улучшить качество и увеличить количество часов. Так, например, согласно Р. Леноблю , античная концепция природы была виталистской: то есть невозможно было воспринимать феномены в механистическом духе, пока оставалось представление о природе как о матери; сначала должен был произойти переход от одного из этих представлений к чему-то другому. Автор сравнивает эту таинственную революцию с внезапными мутациями, наблюдаемыми в биологии. Мы видим, как иллюзия автономного существования структур вызывает новую иллюзию: эпоха имеет цельный стиль, особый характер, какой имеют, в нашем представлении, умбрийские пейзажи или различные кварталы Парижа . «А действительно ли нам об этом известно? - просвещает нас Шпенглер. - Между дифференциальным исчислением и династической властью Людовика XIV, между античным полисом и Евклидовой геометрией, между перспективой в голландской живописи и преодолением пространства благодаря железной дороге, телефону и дальнобойным орудиям, между контрапунктной музыкой и системой кредита существует глубокая формальная связь». Какая именно связь - этот вопрос он оставлял другим. Теперь мы можем перейти к третьей иллюзии - историческому релятивизму. Вот уже тридцать лет Коллинг- вуд переворачивает пласты эпистемической почвы, отмечая вслед за Гегелем, что милетская физика подразумевает некие базовые принципы: то, что существуют природные объекты, что они образуют единый мир, и что они состоят из одной и той же субстанции ; он называл предварительными предположениями принципы, которые, определяя вопросы, обращенные к бытию, предопределяют и ответы на них; это приводило Коллингвуда к радикальному историзму: физика - это изложение грез, история представлений о физике. Знакомое, сто раз слышанное суждение: всякое знание подразумевает некий набор критериев, вне которого невозможен никакой анализ, и эта структура не основана на суждениях, поскольку она является условием любого суждения; итак, в истории наблюдается смена различных Weltanschauung, в равной степени обоснованных, возникающих необъяснимым образом и сменяющих друг друга только путем разрыва и перехода в новую структуру; эта аргументация была бы неопровержима, если бы она не заключалась в овеществлении абстракций. |