Книга -

чают физические науки, и историческими фактами нет принципиальной разницы: все они индивидуализированы в какой-то точке пространства и времени, и a priori научному анализу можно подвергнуть и те, и другие. Нельзя противопоставлять науку и историю как изучениеуниверсально- го и изучение индивидуального; во-первых, физические факты не менее индивидуализированы, чем исторические; к тому же, познание индивидуального в истории предполагает соотношение его с универсальным: «это бунт, а это революция, и, как всегда, их объясняют классовой борьбой либо озлоблением черни». Если исторический факт есть то, чего «не увидишь дважды», a priori это не помеха для его объяснения. Два появления Иоанна Безземельного суть два разных события? Объяснение будет дано и первому, и второму, вот и все. История — это сама ткань процесса, а наука просто объясняет процесс; если тепло дважды, 12 марта и 13 марта, распространяется по стальному стержню на площади Этуаль, объяснение дадут и тому, и другому индивидуальному факту диффузии. Противопоставлять исторический характер человека повторению в природе - очень поэтично, но эта идея сколь поэтична, столь и ошибочна. Природа тоже исторична, у нее есть своя история, своя космология; природа не менее конкретна, чем человек, а все конкретное - всегда во времени; повторяются не физические факты, а та абстракция без места и времени, которую выводит физик; если такой обработке подвергнуть человека, то он тоже будет повторяться. Правда, у конкретного человека есть иные, чему природы, причины, чтобы не повторяться (он свободен, он может накапливать знания и т.д.); но историзм человека не отменяет историзма природы. Курно совершенно прав, отрицая принципиальное различие между историей природы и историей человека. При этом следует признать, что история космоса и природы научно объяснима, а история человека- нет (или практически не объяснима). Но, как мы увидим в конце нашей книги, эта разница никак не зависит ни от особенностей человеческого историзма, ни от индивидуализированного характера исторических фактов, вернее, любого факта, исторического и природного. Историк a priori вполне может подражать физикам и извлекать из человеческих фактов некий инвариант, который, будучи абстракцией, является вечным и приемлемым для всех конкретных случаев в будущем, как закон Галилея приемлем для всякого будущего падения тела; ведь и Фу- кидид, скажут нам, писал свою Историю, чтобы установить вечные правила подобного рода. Мы увидим далее, почему такое намерение неосуществимо, и что эта невозможность определяется природой причинности в истории, а вовсе не индивидуализированным характером человеческих событий.