Книга -

Но что же индивидуализирует события? Не их особые детали, не их «материя», не их самость, а тот факт, что они происходят, то есть происходят в данный момент; история никогда не повторится, даже если бы ей случилось еще раз сказать то же самое. Если бы мы интересовались ка- ким-то событием ради него самого, вне времени, просто как безделушкой⁹, мы могли бы сколько угодно, эстетизируя прошлое, наслаждаться его неповторимостью, но оно все равно не стало бы «образцом» историчности вне связи со временем. Два появления Иоанна Безземельного не стали бы для историка двумя образцами паломничества, так как историку не безразлично то, что у государя, у которого уже было столько затруднений с методологией истории, возникнет еще одно затруднение из-за необходимости появиться там, где он уже появлялся; узнав о его втором появлении, историк не сказал бы «я знаю», как это делает натуралист, когда ему приносят насекомое, которое у него уже есть. Это не означает, что историк не мыслит понятиями, как все остальные (он же говорит о «появлении»), и что историческое объяснение не должно использовать «типы» - например, «просвещенный абсолютизм» (как на этом настаивали). Это просто означает, что натура у историка - как у любителя рубрики «происшествия», а происшествия - всегда одни и те же и всегда интересны, потому что собака, задавленная сегодня, уже не та, которую задавили вчера, и вообще, потому что сегодня - уже не вчера.

Природа и история

Единичный характер факта не означает, что он не может иметь научного объяснения; что бы там ни говорили, между фактами, которые изу-

' В этой эстетизации события и состоит, по сути, позиция Рикерта, противопоставлявшего историю как познание неповторимого физическим наукам. Но он думал не столько о неповторимом как отдельном событии во времени, сколько о неповторимом как музейном экспонате: предметом истории, по Рикерту, может стать знаменитый бриллиант, например Регент, в отличие от куска угля, который, если его разделить на части, не утратит индивидуальности, так как он ее не имеет; или Гете, в отличие от простого человека. Эти предметы персонализируются благодаря ценности, которую они для нас имеют: история есть ценностное отношение: как мы увидим в главе IV, это одно из достижений немецкого историзма; это ответ на главный вопрос историзма: что делает факт "историческим"? И здесь Рикерт вынужден объяснять, как получается, что историк говорит не только о бриллиантах и гениальных людях: причина этого будто бы заключается в присутствии рядом с "первичными" историческими предметами, такими, как Гете, опосредованных исторических предметов, как, например, отец Гете. Мы увидим в главе IV, как эти идеи повлияли на Макса Вебера. О Рикерте см. М. Mandelbaum. The Problem of Historical Knowledge, an Answer to Relativism, 1938, reimp. 1967, Harper Torchbooks, p.119-161 ; R. Aron. La Philosophie critique de I'histoire, essai sur une theorie allemande de / 'histoire. Vrin, 1938, reimp. 1969, p.113-157.