Книга -

Пропасть между античной историографией, с ее чисто политическим взглядом, и нашей социально-экономической историей огромна; но она не больше той, что отделяет сегодняшнюю историю от завтрашней. Чтобы по-настоящему осознать это, хорошо бы написать исторический роман, так же как для проверки описательной грамматики хорошо бы запустить ее в машину для переводов в обратном направлении. Наша концеп- хуализация прошлого настолько ограничена и приблизительна, что от исторического романа, даже самого документированного, несет фальшью, как только персонажи открывают рот или делают жест; да и как может быть иначе, если мы даже не можем сказать, в чем собственно заключается явно ощутимая разница между беседой у французов, у американцев и у англичан, или предвидеть хитросплетения беседы провансальских крестьян? По позе двух господ, беседующих на улице, мы видим, не слыша их разговора, что это не отец и сын,-но что они друг другу не чужие: возможно, тесть и зять; по тому, как держится другой господин, мы догадываемся, что он только что вышел из дому, или из церкви, или из учреждения, или из чужого дома. Но стоит нам сесть в самолет и долететь до Бомбея - и мы уже не сможем угадывать подобные вещи. Историку еще нужно немало поработать, прежде чем мы сможем перевернуть песочные часы времени, а завтрашние трактаты, наверное, будут также отличаться от наших, как наши - от Фруассара или Евтропиева Бревиария.

История с большой буквы - это лишь идея

Что можно также выразить следующим образом: История с большой буквы, как в Discours sur I'Histoire universelle, в Legons sur Iaphilosophic de I'Histoire ив A Study in History', не существует: существует лишь «история чего-либо». Событие приобретает смысл только в ряду событий, количество рядов бесконечно, между ними нет иерархических связей, и. как мы увидим, они не сходятся в геометрале, включающем все проекции объекта. Идея Истории есть недостижимый предел или, вернее,трансцендентальная идея; написать такую Историю невозможно, исторические сочинения, претендующие на полноту, невольно вводят читателя в заблуждение, а все философии истории суть нонсенс, плод догмат^{1 А}е ских иллюзий, вернее, они были бы нонсенсом, если бы не были, как правило, философиями одной из «историй чего-либо» среди прочих истории нации. Единственное, для чего можно с успехом использовать идею Истории, - это для корректирования; для этой идеи, сказал бы Кап г есть «высшее и исключительно важное применение, а именно: направлять рассуждение к определенной цели»; то есть она обладает «объек i и в-