Книга -

Букань С. П. По следам подводных катастроф. Страница 52

Я был одной ногой на том свете. Шел активный распад крови. Свора- чиваемость нулевая. Пластырь сестра налепит, чтобы не вытекала кровь, вот и все средства. Видеть я стал очень плохо. Облысел. Ноги сами «слезли», как чешуя с рыбы. Есть нельзя было. Рот, язык, горло — всё обожжено. Сунули какую-то трубку через нос и прямо в желудок капали по капле.

Помирал я, короче, мучительной смертью. Все тело был сгустком боли. Я к ней настолько притерпелся, что ко всему бы равнодушен. Не поверите, но больше всего хотел одного: безвозвратного провала в черное беспамятство, чтобы одним махом покончить с земными страданиями.

С того света меня вытащил врач Григорий Ильич Алексеев. Сейчас он профессор, доктор наук, а тогда только начинал. Я поклялся на операционном столе, что, если выживу, и у меня будет сын, назову его Григорием... Обещание не сразу, но выполнил. Мой Гриша сейчас третьекурсник политехнического института. Есть еще дочь — ей пятнадцать лет. Сейчас утверждают: наши врачи мало умеют, больных надо вести в Штаты или ФРГ, платить за лечение валютой. За двадцать пять лет до Чернобыля Алексеев сделал мне переливание крови и пересадку костного мозга. Выполнил всё, видимо, удачно, потому что я сразу почувствовал облегчение и устыдился своих мыслей о скорой смерти. Мне вновь захотелось жить... Донорами моими стали курсанты ленинградских училищ, друзья-моряки. Во мне течет их кровь — несколько раз полностью поменяли. Я живу с их костным мозгом. Фамилий и имен их не знаю, хотя и стал их частицей...

Постепенно стал выкарабкиваться. В госпиталях провалялся месяцев девять, потом отправили на юг, в санаторий. Здесь стали отрастать волосы. Курчавым стал. Ребята дергали, не верили, думали парик. У меня и сейчас шевелюра роскошная — ни одного седого волоска.