Книга -

."очинепия К4арка Блока и Анри Пирениа. соответственно.

ют три сюжета исследования и сравнения. Так, наше видение мира становится все более детальным, и наступает момент, когда мы удивляемся, что наши предшественники не «узрели» того, что было у них - как и у нас - перед глазами.

История начинается с наивного взгляда на вещи, взгляда человека с улицы, составителей Книги Царств и Великих французских хроник'. Постепенно, в ходе медленного и неравномерного движения, сравнимого с развитием науки и philosopia perennis, происходит концептуализация опыта. Это движение менее впечатляющее, чем движение науки и философии, оно не выражается в теоремах, тезисах и теориях, которые можно формулировать, противопоставлять и обсуждать; чтобы его заметить, нужно сравнить текст Вебера или Пиренна с текстом хрониста 1000 года. Этот прогресс, такой же не-дискурсивный, как и процесс обучения, является, тем не менее, обоснованием историко-филологических дисциплин и оправданием их автономии; он составляет часть открываемой сложности мира. Здесь можно было бы говорить о все бдлее точном знании человечества о себе самом, если бы речь не шла - что куда скромнее - о все более точных знаниях об истории у историков и их читателей. Это единственный прогресс, в связи с которым можно говорить о наивности древних греков и юности мира; в науке и философии взрослость измеряется не тем, насколько велик corpus приобретенных знаний, а самим актом основания; не так обстоят дела с открытием сложности мира: древние греки были гениальными детьми, которым не хватало опыта; зато они открыли Начала Евклида... Ведь и Мишле признавал, что фактором превосходства современного историка была его «современная личность, столь сильная и развившаяся». Ни один современный историк не может оказаться глубже Фукидида на его территории, поскольку наш исторический опыт не имеет глубины; но Фукидид многому бы научился, прочитав то, что написали о его цивилизации и его религии Буркхардт и Нильссон; если бы он сам попытался об этом говорить, то его фразы были бы гораздо слабее, чем наши. Поэтому история историописания, желающая дойти до самой сути своего сюжета, должна была бы уделять меньше внимания простому изучению идей каждого историка и больше внимания - их палитре; мало сказать, что описание у такого-то историка слабое, а та- кой-то совсем не интересуется социальными аспектами своего периода.