Get Adobe Flash player


postheadericon Поль Вен. КАК ПИШУТ ИСТОРИЮ. Страница 226

Итак, мы можем приписать южанам в равной мере и тот и другой тип мотивации: как иррациональный, инстинктивный (страх перед хозяева- ми-иностранцами или ненависть к слишком непривычному образу жизни, или же фанатичная привязанность к существующему положению...); мы можем также интерпретировать их поведение как совершенно рациональный - при всей его инстинктивности - рефлекс, заставляющий стремиться к безопасности в обстановке неуверенности. А эта двойственность встречается в истории повсеместно; косность, возможно, и является такой рациональной, какой мы ее показали, но она также может быть просто привычкой; преданность институтам - это тонкий расчет или животная привязанность к aima mater, которая обеспечивает существование... Ни один факт не позволяет сделать выбор между этими двумя типами интерпретации; ведь речь идет об интерпретациях: наши цели никогда не видны непосредственно, их приходится выводить логически. Наше сознание не может ясно различать наших целей; что касается нашего поведения, то оно отражает их в довольно смутном виде и не дает их точной формулы. Цели не являются осознанными, и недоступны наблюдению в их чистом виде.

Однако если взглянуть на эту сложность в ее истинном измерении, то она соразмерна всеобщей истории: повсюду, и в особенности там, где лилась кровь, мы видим крестоносцев, гугенотов, жителей Богемии, Вандеи, Алжира, возбужденных страстями, столь же сильными, сколь и слепыми и преходящими: чего они собственно хотели? Следует ясно понимать, на каком уровне кроется сложность; не так уж трудно поставить на одну доску тех, кто сводит религиозные схватки к классовым, с теми, кто считает их чисто религиозными; если подойти к проблеме без предубеждения и обратить внимание на специфические нюансы поведения, можно определить удельный вес алчности, политики и набожности в Крестовых походах и религиозных войнах. Но тут начнутся настоящие осложнения: как точно сформулировать выделеннные таким образом цели и почему именно эти цели? Что алжирцы ставили в вину французскому владычеству? Что оно было иностранным? Этническое дистанцирование? Экономическое господство? Что ставили в вину Республике вандей- цы? Что она была республикой, а не королевством. Исход событий сам по себе не раскроет целей, поскольку последние проявляются только в компромиссах, в институтах и в неудачах. Так что исторические страсти никогда не появляются в «первозданном виде», если воспользоваться выражением Фуко; они всегда в исторических костюмах: рвение крестоносцев, антиколониализм..., и причина всего этого неизвестна, в том смысле, что страсти нельзя свести к некой антропологической структуре, обнаружить в них некоторое количество постоянных человеческих целей, не скатившись вновь к народной мудрости: тяга к наживе, стяжательство, любовь к родине... Так что всеобщая история выглядит как рассказ о череде датированных капризов («XIX век и национальное движение»),