Книга -

Наша цель не в том, чтобы отказать термину «буржуазия» в какой бы то ни было объективности из-за преклонения перед капиталом, или отрицать из-за антиклерикализма, что религия представляет собой отдельный разряд в паскалевом смысле слова или самостоятельную сущность; мы просто хотим показать, насколько сложно отыскать отличительный признак буржуазии или религии в любую эпоху. Итак, если «религия» - это условное название, которое мы даем совокупности агломератов, сильно отличающихся друг от друга, значит, категории, которыми пользуются историки для наведения порядка: религиозная жизнь, литература, политическая жизнь — не постоянные структуры и в каждом обществе — свои; меняется не только внутренняя структура каждой категории, но также их взаимоотношения и раздел событийного поля между ними. Здесь мы находим религиозные движения, но их так же точно можно считать движениями социального протеста, там - философские секты, но по сути они - религиозные, и где-то еще - политико-идеологические движения, которые наделе являются философско-религиозными; тому, что в одном обществе обычно помещают в раздел «политическая жизнь», в каком-то другом случае будут соответствовать с максимальным приближением факты, помещаемые в раздел «религиозная жизнь». То есть в каждую эпоху каждая из этих категорий имеет определенную структуру, меняющуюся от эпохи к эпохе. Поэтому не без тревоги мы обнаруживаем в оглавлении книги по истории разделы «религиозная жизнь», «литературная жизнь», как если бы это были вечные категории, нейтральные сосуды, которые нужно просто заполнить перечислением богов и обрядов,

авторов и сочинений.

Возьмем категорию «литературные жанры» на протяжении истории. Мы узнаем жалостливую элегию по ее длинным траурным одеяниям; с нашей точки зрения, проза — это одно, а стихи — совсем другое. Но в античных литературах различие поэтических жанров заключалось в метрике; в индо-европейских языках фонологическое значение оппозиции между краткими и длинными слогами придавало рифме такую форму, что отношение античного поэта к метрике сравнимо с отношением наших композиторов к ритму танца. Так что всякое стихотворение, написанное в элегическом ритме, было элегией, шла ли в нем речь о трауре, любви, политике, религии, истории или философии. Кроме того, наряду с прозой и стихами существовала особая категория - художественная проза, очень далекая от разговорного языка и часто весьма невразумительная: древним было так же трудно, как и нам, понимать Фукидида, Тацита или брахманы; проза Малларме дает приблизительное представление об этой художественной прозе (вот почему древние языки, которые изучают по литературным текстам, имеют заслуженную репутацию более трудных, чем современные). Рассмотрим теперь понятие реализма, или понятие романа. Как хорошо известно читателям Ауэрбаха (Auerbach), в древних литературах, как в индийской, так и в эллинско-римской, не допускалось рассказывать о повседневной жизни, о серьезном, о том, что не трагично и не комично; говорить о серьезных жизненных явлениях можно было только в сатирическом или пародийном тоне. В результате из двух римских писателей, имевших бальзаковский характер, один, Пет- роний, смог добиться со своим романом лишь полууспеха, а другой - Тацит, вульгарный и ужасный, как Бальзак, и тоже способный извлечь из чего угодно какой-то грозовой отсвет, стал историком.