Поль Вен. КАК ПИШУТ ИСТОРИЮ. Страница 231Различия в заметности событий обусловлены, если я правильно подсчитал, по меньшей мере, семью причинами. Событие - это отличие, однако история пишется на основании источников, составителям которых их собственное общество кажется настолько естественным, что они не рассматривают его как таковое. К тому же «ценности» заключены не в том, что люди говорят, но в том, что они делают, а официальные названия чаще всего обманчивы; ментальность не является чем-то рассудочным. В-третьих, понятия - постоянный источник нелепостей, потому что они не передают специфики и не могут быть прямо перенесены из одного периода в другой. В-четвертых, историк склонен останавливать разъяснение причин на первой встретившейся свободе, первой материальной причине и первой случайности. Quinta, реальность оказывает известное сопротивление нововведениям; всякая затея, будь то политическая инициатива или сочинение поэмы, попадает в старую проторенную колею традиции раньше, чем она это осознает. Sexto, историческое объяснение - это регрессия в бесконечность; когда мы сталкиваемся с традицией, с косностью, с инерцией, трудно сказать, идет ли речь о реальности, или же это видимость, а истина кроется под сенью не-событийного. И наконец, исторические факты часто бывают социальными, коллективными, статистическими (демография, экономика, обычаи); мы находим их только в самом низу столбца, а то и вообще не замечаем или допускаем на их счет самые странные ошибки. Этот список, который каждый может дополнить по своему усмотрению, явно неоднороден. Сама эта пестрота говорит о том, что различие в заметности тех или иных событий является особенностью познания, а не бытия; в истории не существует недр, для открытия которых требуются раскопки. Точнее, наш маленький список — это как бы изнанка ткани исследования о Критике источников, которое представляется нам подлинным сюжетом исследования об историческом знании (все остальное, о чем говорится в этой книге, - всего лишь видимая часть айсберга). Наш список может, по крайней мере, иметь какое-то эвристическое применение. Истории необходима эвристика, поскольку ей не известно, что ей не известно: историк должен прежде всего научиться видеть то, что находится перед ним, в источниках. Незнание истории не проявляется само по себе, а наивный взгляд на событийное представляется самому себе таким же полным и цельным, как и самый глубокий взгляд. На самом деле, там, где историческая мысль не различает самобытности вещей, она берет вместо нее анахроничную банальность, вечного человека. Прочтем шутки Рабле насчет монахов; нам, оценивающим тот век по меркам нашего, кажется, как и Абелю Лефрану (Lefranc) и Мишле, что Рабле был вольнодумцем, и только Жильсон объяснил нам, что «правила того, что было тогда позволительно или чрезмерно в шутках, даже по поводу религии, нам недоступны, и эти правила не могут определяться впечатлениями некоего профессора, читающего текст Рабле в лето Господне |