Книга -

¹ Можно, например, вообразить, что если Италияначиная с первого веканашей эры уступает Галлии рынок глиняных изделий категории полулюкс, то это происходит не потому, что итальянскаяэкономика былаподавленатехническим превосходством или дешевизной рабочей силы в провинции, а потому, что Италия имела подавляющее превосходство над провинциями в других секторах, и хотя она могла бы производить глиняные изделия лучшего качества, чем Галлия, и по лучшей цене, она была больше заинтересована в специализации в тех секторах, где у нее было существенное преимущество. Поспешим добавить, что эта гипотеза ничем не обоснована: я просто хотел показать, что и другие не лучше, и что самое разумное - вовсе не браться за такое исследование. Можно просто отметить факты, да и то очень немногие из них выдерживают критику.

же касается «Груши прибыл слишком поздно», то эти слова напоминают нам о том, что помимо причин история включает в себя также «суждения», что следует учитывать намерения действующих лиц; в мире, каким мы его видим, будущее определяется случайностью, и, следовательно, суждения имеют право на существование. Поэтому Груши может прибыть «слишком» поздно . Таков подлунный мир истории, где царят бок о бок свобода, случайность, причины и цели, в отличие от мира науки, которому известны только законы.

Понимать и объяснять

Поскольку такова квинтэссенция исторического объяснения, то надо согласиться, что оно не заслуживает особых восторгов и ничем не отличается от типа объяснений, применяемых в повседневной жизни или в любом романе, где рассказывается об этой жизни; оно заключается только в ясности, которая исходит от рассказа со ссылками на источники; историк получает объяснение в самом повествовании и, как в романе, оно не является операцией, отделенной от повествования. Все, о чем рассказано, понятно постольку, поскольку об этом можно рассказать. Так что для мира нашего опыта, мира причин и целей нам очень подойдет слово «понимание», столь близкое Дильтею; это понимание — словно проза господина Журдена, мы обращаемся к нему, едва узрев мир и себе подобных; для того чтобы заниматься этим и быть настоящим (или почти настоящим) историком, достаточно быть человеком, то есть чувствовать себя свободным. Дильтею очень хотелось, чтобы и гуманитарные науки обратились к пониманию; но они (по крайней мере те из них, которые не являются науками лишь на словах, например чистая экономическая теория) мудро отказались от этого: будучи науками, то есть гипотетико-де- дуктивными системами, они стремятся к точному объяснению, как в физических науках.