Книга -

Историческое объяснение не может ссылаться ни на один принцип, ни на одну постоянную систему (каждая интрига обладает своей особой структурой причинности), поэтому у историков-профессионалов гораздо меньше идей об истории, чем у любителей. Как бы удивительно это ни показалось, историческая методология не имеет определенного содержания: и не потому что история описывает экономические системы, общества и культуры, и историк лучше других знает, что они собой представляют и как они между собой связаны; об этом знают все, или, если угодно, никто не знает. Иногда публика составляет лестное для себя, но при этом ложное мнение о проблемах историка; они редко определяются вопросом о том, верны ли суждения экономического материализма, являются ли общества структурированными и имеют ли культуры эпистемиче- скую основу; историки как максимум считают, что им следовало бы познакомиться со всеми этими прекрасными вещами, но поскольку они никак не могут найти профессионального подхода к ним, то они решают, что это все философия, и что это для них слишком сложно, хотя, конечно, очень любопытно. Не то чтобы большинству историков была свойственна большая ограниченность, чем редакторам литературных обозрений: просто в своей работе они никогда не сталкиваются с этими проблемами, и не могут столкнуться. Рискуя разочаровать читателей, должен предупредить, что, встретив интересный социальный или культурный факт, не надо представлять его на экспертизу историку, надеясь, что тот применит подходящую методику, выявит основу и свяжет культурные явления с экономическими. Поэтому ничто так не разочаровывает, как чтение историков, особенно выдающихся: у них нет идей. Конечно, гораздо интереснее, когда физик, вместо того чтобы говорить о физике, что довольно специфично, рассказывает нам, искривлено ли пространство и является ли индетерминизм последним словом науки; также точно в истории существует традиция для ие-историков. Отсюда подозрительная популярность некоторых сочинений выдающихся историков. Так, великий Макс Вебер в своей не самой лучшей книге поднимает проблему, которую представляют как проблему примата экономики или религии; великий Панофски в своих parerga однажды вообразил, будто существует прямое соответствие между Суммой богословия святого Фомы и композицией готических соборов: вот какую историю мы любим.