Книга -

это, мы вовсе не заявляем, что история не должна относиться к гуманитарному знанию, и не запрещаем кому бы то ни было получать от нее удовольствие (хотя удовольствие от истории будет незначительным, если ее читать с целью найти там что-то, кроме нее самой); просто, по нашему мнению, если посмотреть на то, чем занимаются историки, то видно, что история относится к гуманитарному знанию не в большей степени, чем науки или метафизика. Почему же в таком случае мы интересуемся историей, и почему мы ее пишем? Точнее (поскольку интерес к ней того или иного человека - из-за живописности, патриотизма и т.д. - его личное дело), на удовлетворение какого именно интереса направлен по своей природе исторический жанр? Какова его цель?

Историк говорит: «Это интересно»

Мой знакомый, влюбленный в свою профессию археолог и искушенный историк, смотрит на вас с жалостью, когда вы его поздравляете с найденной на раскопках недурной скульптурой; он отказывается работать в престижных местах и утверждает, что раскопки на свалке более результативны; он не хотел бы найти какую-нибудь Венеру Милосскую. так как, по его словам, это не даст ничего действительно нового, ну а искусство - удовольствие «в нерабочее время». Другие археологи соединяют ремесло и эстетизм, но скорее наличном уровне, нежели по сути. Любимым определением моего знакомого археолога - противника прекрасного, является ключевое выражение исторического жанра: «Это интересно». Это определение неприменимо к драгоценностям, к сокровищам короны; оно прозвучало бы нелепо на Акрополе, неуместно на поле битвы двух последних войн; для него священна история любой нации, и нельзя сказать «история Франции интересна» тем же тоном, каким превозносят прелести древних памятников майя или культуры нуэров; правда, и у майя, и у нуэров имеются свои историки и этнографы. Есть популярная история со своим общепризнанным репертуаром: знаменитые люди, великие даты; эта история окружает нас повсюду, на табличках с названиями улиц, на пьедесталах памятников, в витринах книжных магазинов, в коллективной памяти и в школьной программе; таково «социологическое» измерение исторического жанра. Но история историков и их читателей, обращаясь к этому репертуару, исполняет его в иной тональности; к тому же она отнюдь не ограничивается этим penepiyapoM.