Пришвин. Глаза земли. Страница 59Я со слезами вырыл ямку и похоронид галчонка, но охотиться не перестал и до сих пор охочусь, больше сочувствуя всякой симпатичной живой твари, чем тем, кто сам не охотится, но охотно кушает дичь в жареном виде. И всю-то, всю-то жизнь я как охотник слышу от этих лицемерных людей одни и те же слова: «Как вам не стыдно охотиться, убивать!» И всю жизнь я отвечаю одни и те же слова: «Как вам не стыдно есть то, что для вас убивают?'> Дело в том, что моралисты обыкновенно не обладают охотничьим чувством, и я знаю из них только одного 'Льва Толстого, который как моралист проповедовал вегетарианство, а как охотник бил зайцев до старости. Может быть, не только культура, но и сознание человеческое коренится в переходе пассивного страдания в активное. Может быть, и власть в существе своем происходит на почве активного страдания. Моя подруга ответила на мою мысль: — Переносить страдание, просто страдать — это, мо- ж.ет быть, даже и сладко. А страдать активно, действовать, брать власть в борьбе со злом — вот это настоящее. вечерняя заря Вечерняя заря разгоралась, солнце освещало уже только верхушки деревьев, внизу быстро темнело, и готовая, полная, еще бледная луна приготовилась сменить солнечный свет. >: Вот и погас на самом высоком пальчике самого высокого дерева солнечный луч. Художник положил кисть. — Чуть-чуть не кончил,— сказал он. . . — Что же вы теперь будете делать?спросили мы. — Ничего,— ответил он,— придется ждать солнечного вечера: нужно одно только мгновенье. — Но такое мгновенье в природе не повторяется: пришло и ушло. — Конечно, не повторяется, но приходит подобное, я вспомню неповторимое и его удержу. , — Разве так можно? ' Г — А как же! На что же бы тогда человеку и быть человеком, если бы у него не было памяти о неповторимом мгновении. |