Книга -

Вот в чем заключается метод: в строго позитивистском описании того, что делает император-патерналист или руководитель-вожак, без пресуппозиций, не полагая изначально, что существует мишень, объект, материальная причина (вечные управляемые, производственные отношения, вечное государство), тип поведения (политика, деполитизация). Судить о людях по их поступкам и устранять вечных призраков, порождаемых нашим языком. Практика - это не загадочная инстанция, не подполье истории, не скрытый двигатель: это то, что делают люди (в самом прямом смысле слова). И если она, в каком-то смысле, «сокрыта», если мы можем временно назвать ее «скрытой частью айсберга», то это только потому, что она разделяет судьбу почти всех форм нашего поведения и всеобщей истории: часто мы сознаем это, но у нас нет соответствующего понятия. Точно так же, когда я говорю, то обычно знаю, что я говорю и не нахожусь в состоянии гипноза, но я не имею представления о грамматике, которую применяю инстинктивно; я считаю, что изъясняюсь естественным образом, говорю то, что есть, и не знаю, что применяю обязательные правила. Правитель, давая бесплатный хлеб своему стаду или отказывая ему в гладиаторских боях, тоже считает, что делает то, что полагается делать всякому правителю со своими подданными по самой природе политики; он не знает, что его практика, такая, какая она есть, соответствует определенной грамматике, что она является определенной политикой; также как мы считаем, что говорим без пресуппозиций, высказываем то, что есть, что у нас на сердце, а между тем, нарушая тишину, мы говорим на каком-то языке, на французском или на латыни.

Судить людей по поступкам - это не значит судить по их идеологии; это не значит судить их, -исходя из вечных универсальных понятий - управляемые, государство, свобода, суть политики, - которые делают банальным и анахроничным своеобразие сменяющих друг друга практик. Действительно, если я, на свое несчастье, скажу: «император имел дело с управляемыми», отмечая, что император давал этим управляемым хлеб и гладиаторов, и спрошу «почему», то я сделаю вывод, что это происходило по не менее вечной причине: чтобы заставить их слушаться, или отвлечь от политики, или заставить любить себя.