Get Adobe Flash player


postheadericon Поль Вен. КАК ПИШУТ ИСТОРИЮ. Страница 299

Однако как раз это часто и происходит. Социолог говорит себе, что поскольку он называется социологом, то он должен подняться выше «собирания эмпирических данных» (rein empirische Ehrebungen, Mate- rialhuberei) - следует понимать: выше, чем историк; он должен дойти до науки об обществе, постигнуть вечные законы, по крайней мере «почти вечные», fast ewige, как пишет L. von Wiese. Точно так же тот, кто вместо изучения античной афинской семьи изучает семью у современных кариера и называется этнографом, считает, что ему положено и позволено философствовать на темы антропологии; поскольку первобытный человек, как предполагает само это название, может быть, более глубоко являет нам человека. Тот, кто занимается изучением феномена общественных объединений в современном мире, считает себя обязанным извлечь из этого теорию объединений, поскольку современный мир, в отличие от Истории, — это не музейный экспонат, лежащий без движения в витрине; он и есть та самая вещь, о которой следует размышлять. А тот, кто изучает феномен общественных объединений в античном мире, напротив, считает себя свободным от размышлений и исследований о том, что рассказали социологи по поводу феномена общественных объединений (а они рассказали интересные, даже принципиально важные вещи; они создали замечательную не-событийную историю). Так давит на наше сознание груз жанровых условностей, gepragte Formen', мы видели, как из игры слов рождались боги и как из традиционного разделения на жанры рождались лженауки.

Две условности, которые калечат историю

К тому же история несколько тысячелетий назад стартовала неудачно. Она так по-настоящему и не освободилась от социальной функции, от увековечения воспоминаний о жизни народов и королей; хотя она и стала довольно быстро делом чистого любопытства к специфическому и хотя Геродот сразу же объединил историю, историю современности и несобытийную историю, она, тем не менее, осталась под влиянием двух видов условностей. Первая условность требовала, чтобы была только история прошлого, того, что утрачивается, если не хранить память о нем; знание о настоящем, напротив, казалось само собой разумеющимся. Вторая условность требовала, чтобы история рассказывала о прежней жизни нации, сосредоточивалась на ее неповторимой индивидуальности и помещалась в пространственно-временном континууме: греческая история, историия Франции, история XVI века; никто не подумал о том, что разделение исторической материи на items было столь же обоснованным: город на протяжении веков, милленаризм в различные эпохи, война и мир между народами.