Get Adobe Flash player


postheadericon О.Л.ВАЙНШТЕЙН. Западноевропейская средневековая историография. Страница 91

О мусульманах Матвей Парижский пишет также в связи с мнимым посольством Иоанна Безземельного в Испанию к «эмиру Мурмелию». Английский король якобы изъявил готовность стать вассалом эмира и даже принять мусульманскую веру, если тот окажет ему помощь против мятежных английских баронов. Излагая эту выдумку, очевидно порожденную враждою баронов к Иоанну Безземельному, хронист ссылается на участника посольства к эмиру Роберта Лондонского, от которого подробности о посольстве «услышал сам Мэтью Пэрис, автор сей книги». Можно ли согласиться с мнением, что Матвей не мог сочинить эту историю и что вина падает исключительно на Роберта Лондонского, который, «вероятно, был ужаснейшим лгуном». Легко понять желание английского ученого, считающего «Большую хронику» Матвея Парижского «величайшим достижением английской историографии позднего средневековья», спасти его репутацию правдивого историка, но какие основания делать это за счет репутации некоего Роберта Лондонского? Хорошо известно, что вся «Сент-Албанская школа», в том числе и ее виднейший представитель Матвей Парижский, защищала интересы английских баронов, и этого вполне достаточно, чтобы объяснить происхождение легенды о посольстве Иоанна Безземельного к эмиру Мурмелию.

Тенденциозные измышления и искажения исторической действительности нетрудно обнаружить и во многих других хрониках, пользующихся репутацией весьма правдивых. Не всегда и не везде они вызываются материальными интересами, политической тенденцией, племенными или религиозными предрассуд- нами. Средневековый историк подчиняет свой рассказ и морально-назидательной задаче, которая обычно формулируется следующим образом: история есть собрание примеров, побуждающих подражать добрым поступкам и остерегаться дурных («...ad bona sequenda vel mala cavenda»). Историки строго аскетического направления, сверх того, искали в истории доказательств изменчивости счастья, бренности всего земного, преходящего характера славы. «Перемены счастья в земной жизни, — пишет Ордерик Виталий, — велики, ее радости быстротечны... Как мыльный пузырь лопается и внезапно исчезает мирская слава... Люди, охваченные мирскими заботами, следуют дурным побуждениям; кто вознесся высоко, внезапно низвергается в бездну. Так всемогущий творец поучает смертных, чтобы они не надеялись на якорь спасения в бурном море мирской жизни, не увлекались преходящими наслаждениями и суетными целями». Такие же мотивы звучат в хрониках От- тона Фрейзингенского, Генриха Гентингдонского и мн. др. Жизнь они называют «мрачной трагедией» (lugubris tragoedia).