О.Л.ВАЙНШТЕЙН. Западноевропейская средневековая историография. Страница 61Приведенные нами примеры взяты из хроник, написанных в разные периоды средневековья, в разных странах, на разных языках; при всем несходстве их литературной формы, политической тенденции, степени правдивости, и даже при наличии в некоторых из них внутренней противоречивости,, их классовая однородность не вызывает никаких сомнений. 3. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ФЕОДАЛЬНЫХ ХРОНИСТОВ Классовая однородность средневековой историографии находит выражение и в единстве мировоззрения и методологии, имеющих в своей основе философию истории Августина и методологию патриотической богословско-исторической литературы. Это единство не исключает наличия различных течений и известных "специфических черт историографии в отдельные периоды средневековья. Тесно связанное с экономическим развитием изменение социально-политической обстановки, борьба различных прослоек и групп внутри господствующего класса, в частности, между монашеством и «мирским» духовенством, между церковью и государством, процесс консолидации национально-феодальных монархий — все это не могло не сказываться на характере исторических произведений и на их методологических основах. Известное развитие этих «основ» в зависимости от меняющейся обстановки облегчалось еще тем, что учение Августина, сложное и внутренне противоречивое, в разные периоды средневековья различно понималось и истолковывалось. Уже центральный пункт богословско-исторической концепции Августина — учение о предопределении — породил в средневековой исторической литературе по меньшей мер два направления, различающихся отношением к реальной исторической действительности. Для меньшинства историков, верных букве и духу августинов- ского богословия, весь ход всемирной истории от. начала и до самого ее конца заранее предопределен богом в мельчайших подробностях. Исходя из этого представления, Руотгер, биограф Бруно Кельнского, сообщает, что епископский престол был предназначен его герою Бруно еще «до времен», т. е. до «сотворения мира». Точно так же Лиутпранд пишет, что бог «до сотворения мира хотел», чтобы Генрих I стал королем Германии — вот почему его и избрали на престол единогласно. |